Кин и Шерингем не разговаривали три года. Рой предлагал Тедди съе**ться обратно в Лондон на своем е**ном красном Феррари

Тедди Шерингем помнит это с совершенной ясностью. С его слов, в 1998 году основной состав «Юнайтед» был на вечеринке, посвященной уходу Эрика Харрисона – уважаемого молодежного тренера клуба.

Рой Кин все еще восстанавливался от своей годичной травмы и эпизодически уходил в запои. После бурной ночи с выпивкой игроки ехали обратно, чтобы их высадили в Чешире – богатом районе, где обычно жили футболисты. 

«Все были уже пьяные – не чересчур, но, можно сказать, подвыпившие. В общем, не в стельку», – говорит Тедди. «Все возвращаемся туда, где нас подобрали. Я сижу за водителем, а Кини сидит рядом с ним. Рядом со мной сидит Стив Брюс (бывший защитник «Юнайтед» на тот момент все еще жил в Чешире), Гари Паллистер, Денис Ирвин и еще несколько других ребят тоже сидят неподалеку. Ребята подшучивают друг над другом – в машине расслабленная атмосфера». 

Через мгновение атмосфера внезапно накалилась. 

Ни с того ни с сего, Кини сказал: «Почему бы тебе не съе**ться обратно в Лондон на своем е**ном красном Феррари в свой пентхаус?» Шерингем вспоминает: «Я спросил: «А?» И Кин говорит: «Да, съ**ывай обратно в Лондон». 

Ссора быстро набрала обороты. «Я говорю: “Ты это мне? Какого черта ты кинулся на меня, ты, Пэдди? Что за хрень (х**ня)?” (Пэдди – оскорбительное обращение для ирландцев) А он отвечает: «Отъ**ись», – и продолжает: «сраный красный Феррари, пентхаус…». 

«Потом он резко вскакивает, со своей все еще больной ногой, хватает меня за галстук, притягивает к себе – и мы начинаем бороться. Тут все уже вскочили и начали нас разнимать». 

Расцепив двух мужчин, партнеры по команде посоветовали Шерингему не брать это в голову. Они сказали, что Кин просто был пьян и забудет обо всем к следующему утру. То был не первый раз, когда они наблюдали за резкими вспышками ирландца, которые обычно происходили абсолютно без предупреждения – особенно когда тот был пьян.

Но Тедди не успокоился: «Нет, что не так, Кини? Давай, скажи. Почему ты на меня набросился? Я ведь тебе даже слова не сказал». 

Когда дверь микроавтобуса распахнулась, Кин отмахнулся и вышел. Шерингем отправился домой, адреналин был на пределе. Он понимал, с кем имеет дело. 

Эти двое были странными партнерами по команде в «Ноттингем Форест». У Шерингема остались смутные воспоминания о неловком обмене мнениями однажды, когда он навещал своего товарища Тони Каскарино в лагере Республики Ирландия, и Кин на что-то обиделся. Он знал, что Рой не из тех, кто отступает. Он также знал, что Кин может и ударить.

«Я не мог спать в ту ночь, думая: “Все закончится сразу же, как я попаду на тренировку”. Я видел Роя в спортзале, а потому знаю, что закончиться все действительно может. Поэтому я думаю: “Так, надо приготовиться”. А потом меняю свое мышление: “Нет уж, я готов к нему”. У каждого в раздевалке есть свой шкафчик: я был либо рядом с Кини, либо через одного. Когда я вошел, он зашнуровывал свою обувь. Я прошел мимо него, и подумал, что сейчас он точно встанет и ударит меня по лицу. В тот момент я был готов.

Шерингем приготовился к драке, которая, по его мнению, была неизбежна. Сам он тоже был далеко не мягкотелым – в конце концов, он когда-то играл за «Миллуолл» – он знал, что, в случае необходимости, ему придется постоять за себя в раздевалке.

«Но Кини просто встает и выходит из раздевалки. Он не сказал мне ни слова. Он не сказал мне ни слова в следующие три с половиной года». 

Так, еще раз. Что? Вы были партнерами по команде до 2001 года. Кин ведь должен был сказать хоть что-нибудь за все это время? «Ничего», – отвечает Шерингем. 

Шерингем видит мой скептицизм, но настаивает: «ничего» значит именно то, что значит. Капитан больше не сказал ему ни слова. Ни на собраниях, ни в раздевалке, ни даже на поле. «Я всегда был хорошим советчиком на поле, неважно, с кем я играл впереди – с Энди Коулом или кем-то еще». «Горишь!», – если наблюдаю за центральным защитником. В случае с Кини, у меня глаз наметан на все, что он планирует сделать в середине поля. «Аккуратнее. Поднимайся сразу, не рискуй». Я всегда давал ему хорошие советы. Но после той ситуации – ни слова. На поле он ничего мне не говорил. Никаких разговоров следующие четыре года, даже в раздевалке. 

Когда он рассказывает эту историю, и я выражаю свое недоумение, Шерингем быстро добавляет, что, по его мнению, Кин был ключевой фигурой сезона 1998-99. Не было никого важнее него. Одним своим присутствием Кин мог изменить настрой. Капитан был талисманом команды. 

«В «Юнайтед» было много великих игроков, но, если бы не было Кини, мы не были бы той командой», – говорит Шерингем. «Если он не тренировался, это была не та же тренировка. Если его выпустить, он будет рычать и огрызаться на тебя даже в твоей команде. Если на тренировке он в противоположной команде, то он просто будет нападать на тебя. А если в тот момент он еще и отходит от выпивки – он особенно взвинчен, и это делало напряженным каждое мгновение, проведенное рядом с ним. 

«Игроки знали, есть ли у него с тобой какие-то проблемы, он давал это понять даже в столовой. Он мог сказать что-то вроде: «Я смотрю ты первый прибежал за своей е**ной порцией, а?». Он мог напасть на кого угодно: Йеспер (Блумквист), Йорки (Дуайт Йорк) – ему было все равно. Поэтому рядом с ним было довольно трудно находиться».

Шерингем не чувствовал себя исключением. Он, а также другие игроки признают, что напряженность между капитаном и Петером Шмейхелем была практически на поверхности. Вратарь имел большое влияние во всех отношениях, а потому был еще одним альфа-самцом в раздевалке наряду с Кином. «Две большие личности, которые не хотят отступать. Было бы неплохо, если бы они поладили, но с самого начала было очевидно, что этого не произойдет».

Спустя долгое время после того, как они закончили играть, игроки столкнулись друг с другом на благотворительном матче. Кин пожал руку Шерингему, как ни в чем не бывало, что только еще больше сбило с толку первого. «Мне всегда нравился Кин. Нравился как мужчина, за что он выступает. Всем нравится, какой он сейчас – прямолинейный и открытый, но я знаю его как личность. Мне нравится его драйв, его лидерство, он еще и смешной парень, к тому же. Поэтому я был разочарован тем, что между нами произошло, потому что я никогда не чернил и не критиковал его. Я не хотел разногласий и ссор, но он решил, что между нами все будет именно так. Он, очевидно, просто недолюбливает меня. Все остальные в то время говорили мне: «Не волнуйся, он просто гребаный идиот». Я не мог этого понять». Командный дух? Это, как и сам Кин, очень сложная вещь.

Трагично-героический матч Кина в Турине

Была эпоха, когда «Манчестер Юнайтед» был одной из самых мощных сил в мировом футболе. В чемпионской формуле Эрик Кантона будет почитаться как мотор, главное звено великой эры «Юнайтед» начала 90-х. Но, если и был один игрок, который гарантировал успех – это был Кин. Он выиграл семь титулов за 12 полных сезонов на «Олд Траффорд», и вы не найдете ни одного партнера по команде, который бы не признавал его особенную роль в триумфах коллектива. 

На поле Кин мог быть тираном. Он мог быть пугающим. «За ним страшно смотреть», – говорил сэр Алекс Фергюсон, – «и это при том, что я из Глазго». Кин был грубияном с черствым языком, но его сердце принадлежало команде. Он стал великим и повлиял на английский футбол – такой, каким мы его знаем сейчас. Казалось необъяснимым, что Кина не оказалось в команде лучших, собранной в 2012 году в честь 20-летия Премьер-лиги – полузащита в ней была представлена Стивеном Джеррардом и Полом Скоулзом. 

Конечно, оба были невероятными игроками. Но Рой Кин был чем-то большим. То была природная мощь, которая не уступала ни одному сопернику на свете. Даже несмотря на то, что, как и Пол Скоулз, Кин мало что мог возразить на полученное предупреждение в полуфинальном матче Лиги чемпионов в Турине, его статус и важность для «Юнайтед» сделали эту желтую карточку еще более суровым наказанием. Он был на поле каждую минуту каждого из 12 матчей на пути к финалу еврокубка. В тот вечер он был больше, чем игрок. Его выступление в Турине было героическим. 

А теперь, в кульминационный момент для него и для клуба, он будет сидеть на скамейке в костюме вместо того, чтобы вывести команду на поле в своей воинской форме. Кин выплеснул чувства только после матча. Это можно мельком увидеть на кадрах из спартанской раздевалки на «Делле Альпи», которые по большей части запечатлели празднования игроков – но вместе с тем обнажают чувство потери, которое в тот момент овладело Кином. Пока игроки обнимали и хлопали друг друга по спине, кричали «Барселона!», а Дуайт Йорк ходил вокруг всех, раздавая каждому пятерню и приговаривая: «Да, детка!», – Кин лишь слегка улыбнулся, хотя это следовало бы назвать даже не улыбкой, а полуулыбкой. Он отказался от объятий Петера Шмейхеля. Если бы он хотел утешения, то точно не от другой большой фигуры в раздевалке, которой голкипер и являлся. 

Чуда не произошло – Кин был не в восторге от знания того факта, что Шмейхель будет капитаном команды в финале на «Камп Ноу». Они не ладили. «Насколько я мог судить, он и Шмейхель абсолютно ненавидели друг друга», – рассуждал Йорк. Они подрались в предсезонном туре на Дальнем Востоке летом 1997 года – Шмейхель тогда остался с синяком под глазом. Они поссорились снова через год, когда Алекс Фергюсон приказал вратарю вернуть капитанскую повязку сразу по возвращении Кина после травмы в августе 1998 года. Раздевалка всегда была слишком тесной для двух настолько доминирующих личностей. Эти двое работали на благо «Юнайтед», но их примирение никогда не было полноценным. 

Когда команда возвращалась в Манчестер, Кин сидел один, размышляя в тишине. Он отдал все свои силы – с какой целью? У Кина были матчи и получше того, что был сыгран тем вечером в Турине. Возможно, он сыграл даже более важную роль в финале Кубка Англии 1996 года, который часто вспоминают как «финал Кантоны» за победный гол француза в ворота «Ливерпуля» после возвращения с его долгой дисквалификации. Однако именно Кин был самым выдающимся игроком в той встрече на «Уэмбли», гораздо более выдающимся, чем любой другой игрок на поле. Но его выступление в Турине стало легендарным – это выступление символизировало собой все, что представлял из себя Кин. В той игре он был военным командиром, он знал: войско не пойдет на вражеский огонь, пока командир не покажет, что готов пожертвовать собой ради общей победы. 

Кин не сыграл в Барселоне, но он заслужил медаль. Он помог команде отойти от шока после двух ранних голов, боролся в центре поля с Зинедином Зиданом, Эдгаром Давидсом и Дидье Дешамом. Его игра в пас, которая часто недооценивается из-за своей обманчивой простоты, была надежной и острой. Он задал темп, который «Ювентус» просто не потянул.  

Если величие спортсмена определяется способностью брать под свой контроль ключевые моменты, когда это требуется, то Кин определенно вписал себя в ряд великих, породив один из самых известных вечеров в долгой истории «Манчестер Юнайтед». 

Драматизм и героическая сущность того выступления была по достоинству оценена сэром Алексом Фергюсоном в его мемуарах: «Я не думал, что могу уважать футболиста еще больше, чем я уже уважал Роя. Но выступление на «Делле Альпи» подняло его в моих глазах еще выше. Это выступление – самое яркое проявление самоотверженности, которое я когда-либо видел на футбольном поле». 

Такая похвала – в том числе и грустное напоминание о том, что в ноябре 2005 года у сэра Алекса Фергюсона и Роя Кина произошла ожесточенная ссора. Та самая связь тренера и капитана, двух людей, которые видели жизнь и футбол через одну и ту же призму свирепой конкуренции, была разорвана на фоне ожесточенной вражды и переросла в странный спор о его героизме в Турине.

В декабре 2013 года ирландец дал интервью Габриэлю Кларку для документального фильма ITV «Кин и Виейра». Кларк напомнил Кину эти громкие слова Фергюсона. Ответ Кина, наверное, и ознаменовал момент, когда Рой начал уходить в сторону карикатурной гневности: «Такие высказывания даже немного оскорбляют меня. А что я должен делать? Может, мне сдаться? Может, мне не нужно покрывать каждую травинку на поле? Может, нужно перестать отдавать всего себя клубу? Честно говоря, меня задевает, когда в меня швыряют такие цитаты, как будто я удостоен такой чести. Это все равно, что хвалить почтальона за доставку ваших писем. Он ведь должен это делать, не так ли? Это его работа. Моя работа заключалась в том, чтобы выигрывать футбольные матчи для «Манчестер Юнайтед». 

Это были великолепные слова, они звучали убедительно. Но также было ощутимо, как Кин старался этой точкой зрения противопоставить себя Фергюсону, дистанцироваться от него. Его выступление в Турине было значимым, самоотверженным. Пытаясь очернить похвалу сэра Алекса, Кин преуменьшал свою великую работу в тот вечер. 

Наиболее точно, думается, это описал сам Кин в своей первой автобиографии, которая вышла в 2002 году. Он в красках описал все, что пережил в тот незабываемый вечер: «Когда Энди Коул забил наш третий гол, я знал, что будет финал – и что я его пропущу. В тот момент для меня это не имело значения (хотя позже, конечно, имело). Я просто гордился нашей командой в ту ночь. В этот раз я гордился даже собой – я оправдал свое существование, выполнил долг перед тренером, который так доверял мне. «Манчестер Юнайтед» должен быть в финале Лиги чемпионов. И я искренне считал, что этот факт гораздо важнее, чем то, буду ли там лично я или нет. А когда это чувство испарилось… Я был абсолютно опустошен». 

Это описание показывает Кина с человеческой стороны: в нем живет противоречие, но он, прежде всего, гордится своей командой, своим менеджером и самим собой. Вне бликов камер и любой личной вражды, возможно, так оно и есть до сих пор.