Андрей Канчельскис: «Люди останавливали меня на улицах и спрашивали, правда ли то, что у меня проблемы с русской мафией?»

В сезоне 1994-95 «Манчестер Юнайтед» провел три выездных матча групповой стадии Лиги чемпионов. Я был заявлен на все три игры. В Стамбуле другими «иностранцами» помимо меня в составе команды были Шмейхель и Кин, в Барселоне – Ирвин и Кин, в Гетеборге – Ирвин и Кантона. В Турции мы сыграли вничью, а в Испании и Швеции потерпели поражение. «Барселона» прошлась по нам катком на «Камп Ноу». Я играл слева в полузащите, Райан Гиггз – в центре. Пол Инс все время выбегал вперед, оставляя за собой открытое пространство, и «Барселона» легко прорывалась через нашу оборону. Фергюсон был очень зол на него, но это несправедливо, вся команда играла плохо.

Для того чтобы вновь попасть в Лигу чемпионов, необходимо было выиграть Премьер-лигу. В то время не было утешительного приза за второе, а тем более четвертое место. После разгрома в «Барселоне» я провел свой лучший матч за «Манчестер Юнайтед». Я никогда прежде не забивал три гола за один матч, и 10 ноября 1994 года я стал первым за последние 34 года игроком, забившим хет-трик в манчестерском дерби. Мы победили со счетом 5-0 – так «Сити» еще никогда не проигрывал «Юнайтед».

Тогда я впервые решился дать интервью телевидению на английском. Пожалуй, это был самый яркий момент в моей карьере. Фергюсон был счастлив, он был доволен моим выступлением ранее, в матче против «Ньюкасла», тогда мы выиграли 2-0, но в этот раз он улыбался, как никогда. Он сказал мне: «Такое случается не каждый день, Андрей». Услышать такое от Алекса Фергюсона – выше всяких похвал. В то же время я чувствовал себя опустошенным. Я даже не стал отмечать победу, к тому же был четверг, и пойти особо было некуда. Да, я оформил хет-трик, да, мы победили, но я уже думал о предстоящем матче с «Кристал Пэлас», в котором я также забил, и мы выиграли 3-0.  

Возможно, я играл так хорошо, потому что я был на это настроен. Когда у тебя все получается, ты ничего не анализируешь, ты просто играешь. Но со временем я осознал, насколько драматично для нас все складывалось. Многие наши игроки были травмированы. В декабре мы лишились Хьюза, Шмейхеля, Паркера и Гиггза. В январе дисквалифицировали Кантона. На нас легла большая ответственность. У меня была грыжа, но я играл во всех матчах «Юнайтед», так же мне предстояли отборочные матчи на Евро-96 в составе сборной России. Россия сыграла вничью с Шотландией оба раза. После игры на «Хэмпден Парк» в Глазго Алекс Фергюсон повез меня домой. Он шутил, что, по крайне мере, будет точно знать, во сколько я лягу спать.

Мой последний матч за «Манчестер Юнайтед» состоялся в апреле 1995 года на «Олд Траффорд». Многие говорили о моем трансфере разные вещи, у каждого была своя теория по этому поводу. Некоторые думали, что русская мафия хотела на мне заработать. Другие считали, что я проиграл много денег в казино и хотел расплатиться с долгами вырученными деньгами. Сейчас мне смешно, но тогда, услышав все эти сплетни, я был зол. Если бы я вечерами сидел в казино, выяснить это не составило бы труда – они все оборудованы камерами, да и Алекс Фергюсон бы узнал об этом. Люди останавливали меня на улицах и спрашивали, правда ли то, что у меня проблемы с русской мафией. Даже когда я вернулся в Манчестер 21 год спустя, чтобы написать эту книгу и встретиться с болельщиками, первое, что я услышал: «Мафия вернулась». Я засмеялся.

Но тогда в 1995-м мне не было смешно. Никто не приставлял к моей голове пистолет, и никто не требовал от меня никаких денег. Правда была в том, что я постоянно чувствовал жуткую боль в животе. Грыжа живота образуется на мышечной стенке, можно почувствовать, как она выпирает. Она не появляется внезапно, а развивается постепенно. Когда я прибыл на «Олд Траффорд», там был превосходный врач Джим Макгрегор, но у него произошел конфликт с Фергюсоном, он ушел и открыл собственную клинику в Манчестере. Вместо него взяли молодого доктора – Фрэнка Февра. Ему было всего 34 года, он пришел из регбийной команды Уигана. Я пожаловался доктору на боль, сказал, что не могу спать из-за нее по ночам. Я не мог нормально играть, боль сковывала движения. Февр решил, что я просто ищу предлога, чтобы не играть.

«С чего вдруг мне не захотелось играть? – спросил я его. – Я забил 14 голов, я пребываю на пике. Как я могу не хотеть играть за "Манчестер Юнайтед"?». Потом я отправился к Джиму Макгрегору домой. Едва я зашел, он поставил мне диагноз: двойная грыжа. Я вернулся на базу клуба, нашел Февра и сообщил ему: «Я ходил к другому врачу, он сказал, что у меня двойная грыжа». Я не стал говорить ему, что был у Джима. Я потребовал, чтобы ко мне относились серьезней. Наш разговор перерос в ссору. Позже выяснилось, что мне необходима операция, и, несмотря на то, что я доверял Джиму Макгрегору, по пути в больницу меня все же одолевали кое-какие сомнения. Во время операции в какой-то момент я очнулся и спросил хирурга: «Мне действительно нужна операция?» Он ответил: «Да, нужна», я снова отключился.

После выздоровления я вернулся на «Олд Траффорд». До финального матча сезона оставалось несколько дней, и в клубе проводилось собрание. На нем присутствовали Мартин Эдвардс, Фергюсон, секретарь Кен Рамсден. Я пришел со своим переводчиком Джорджем Скэнланом и агентом Григорием Ессауленко. Злость, копившаяся во мне несколько дней, переполняла меня, и я решил ее выплеснуть: «Вы сказали, что операция не нужна, что я просто пытаюсь отвертеться от своих обязанностей, что я просто не хочу играть. Вы мне не поверили, и я хочу уйти из клуба». Фергюсон признал, что он был не прав, и сказал, что готов принести при всех мне извинения. Я безмерно его уважаю за это. Он не пытался уйти от ответа или свалить вину на кого-то, хоть и смог бы без труда.

И Фергюсон, и Эдвардс выразили мне свое признание за все, что я сделал для клуба, и сказали, что хотели, чтобы я остался в «Юнайтед». Я тогда не знал о намерениях Фергюсона продать Инса в «Интер». Марк Хьюз также собирался перейти в «Челси», потому что он не хотел быть запасным нападающим после Кантона и Энди Коула, которого купили у «Ньюкасла» за большие деньги. Эдвардс и Фергюсон не хотели, чтобы я стал третьим игроком, покидающим команду. Но Ессауленко настаивал на моей продаже. Донецкий «Шахтер» предлагал за меня 500 тысяч фунтов.

Некоторые говорят, что в итоге «Манчестер Юнайтед» выручил с моей продажи полтора миллиона. Думаю, тогда мы все поступили неправильно. В 1994 году я продлил свой контракт с «Манчестер Юнайтед» на пять лет. Он бы истек в том году, когда «Юнайтед» выиграл Лигу чемпионов. Тогда УЕФА ослабил правила, касающиеся иностранных игроков, и мне не пришлось бы волноваться за свое место в составе. Если бы Джим Макгрегор все еще работал в команде, мне бы поставили верный диагноз и приступили бы к лечению, мне бы не пришлось испытывать боли и копить обиды. Возможно, я бы не поддался так легко Ессауленко, убеждавшему меня в том, что «Манчестер Юнайтед» обращается со мной как с куском мяса, заставляя меня играть, когда я чувствовал себя так плохо.

Историю с самоваром я узнал не сразу. Самовар – это такая штука с горячей водой для чая. Его обычно красиво декорируют, также у него есть ручка и кран. Только Ессауленко и Фергюсону известно, зачем мой агент попросил о встрече моего тренера в гостинице аэропорта и дал ему коробку, в которой лежал самовар, в котором в свою очередь лежали 40 тысяч фунтов наличными. Я был не единственным игроком, чьи интересы представлял Ессауленко, но был единственным на «Олд Траффорд». Он не рассказывал мне о том, что собирался сделать, и не советовался со мной о том, как лучше договориться с Фергюсоном. В августе 1994 года, вечером понедельника, мы играли на выезде с «Ноттингем Форест». Мы сыграли 1-1, я забил первый гол, затем Стэн Коллимор сравнял счет. Григорий ждал команду в Манчестере. Я не знаю, для чего они встретились в аэропорту. На следующий день Фергюсон должен был отправиться в Швецию посмотреть матч «Гетеборг» - «Спарта Прага», поскольку нам предстояло сыграть в Лиге чемпионов с победителем этой пары.

Фергюсон забрал коробку домой. Он говорил, что не знал, для чего Ессауленко положил туда деньги. Возможно, для того, чтобы Фергюсон мог посодействовать Григорию, если кто-то из его клиентов захотел бы отправиться в «Манчестер Юнайтед». Деньги положили в сейф клуба, а затем вернули Григорию. В том же сезоне Джордж Грэм – менеджер «Арсенала» – признался в получении более щедрого подарка от агента Руне Хауга. Грэм положил деньги на счет в банке, и когда все выяснилось, его уволили. Фергюсон поступил мудро, вернув «подарок». Я не имел представления о том, что происходило. Когда сэр Алекс написал об этом в своей автобиографии, я играл за «Рейнджерс», тогда я впервые обо всем и узнал. Думаю, все дело было в бонусах, причитавшихся «Шахтеру», если я сыграю в определенном количестве матчей, а деньги были гарантией того, что эти матчи состоятся, либо благодарностью за то, что состоялись. Это лишь мои догадки. О чем на самом деле они говорили той ночью, знают лишь они, и лишь одному Ессауленко известно, зачем он положил деньги в самовар.

Мне сказали, что я могу покинуть клуб. В 1995 году Алекс Фергюсон, ко всеобщему удивлению, разрешил уйти из команды сразу трем основным игрокам – мне, Хьюзу и Инсу. Он решил довериться игрокам молодежной команды. Эрик Харрис подготовил тогда очень сильную молодежь, мы часто ходили и смотрели, как они играют. В сезоне 1994-95 Гари Невилл начал свою карьеру в составе основы. Он играл позади меня. Пол Скоулз также начинал свои первые шаги. На подходе были Дэвид Бекхэм и Ники Батт. Мы знали, каким станет «Манчестер Юнайтед». Лучшим дебютантом команды после моего ухода стал Дэвид Бэкхэм, занявший мое место на правом фланге. Он был не единственным кандидатом. Фергюсон подписал также Карела Поборски – игрока сборной Чехии (команды, выступавшей в финале Евро-96), но именно Бекхэм сумел освоиться на моей прежней позиции как никто другой. Он писал в автобиографии, что если бы я не покинул «Олд Траффорд», то его карьера не развилась бы столь стремительно.

Сейчас о Бекхэме больше говорят как о какой-то звезде шоу-бизнеса, будто единственное, что он сделал в своей жизни, – женился на Виктории и снимался в рекламе. Как футболиста я оцениваю его так же высоко, как и Райана Гиггза и Пола Скоулза. Он отличался от них лишь тем, что свободное время от футбола он любил проводить перед телекамерами. Если бы Гиггз захотел, то мог бы стать такой же медийной личностью. Что меня раздражает больше всего – то, что люди, говоря о Бекхэме, старались сосредоточиться на его недостатках, например, на том, что он не обладал сверхскоростью. Я оцениваю спортсмена по тому, что у него получается лучше всего. С мячом Дэвид мог вытворять невероятные вещи, даже когда казалось, что здесь ничего не сделаешь. Иногда я сожалел о том, что ушел из «Юнайтед», но я никогда не испытывал зависти по отношению к тем, кто пришел на смену. Никто не заставлял меня уходить, я совершил ошибку, слушая не тех людей. Григорий заработал на моем трансфере, как и донецкий «Шахтер». В «Эвертоне» меня тоже не обидели зарплатой, но я должен был начать все сначала в новом клубе.

Читайте также

«У него была мысленная установка, что он был артистом, а не футболистом». История Эдриана Доэрти, потерянного гения футбола

Перевод четырнадцатой главы о забытом таланте Класса '92.