«Однажды он вышел на поле, и это было невероятно». История Эдриана Доэрти, потерянного футбольного гения

Пролог

Уличный музыкант опускает голову и движется по направлению к надвигающейся толпе. Она заполняет его поле зрения, но он идет через нее, волоча ноги подальше от тесноты и шума, окружающих «Олд Траффорд». Он идет к Уорик-роуд мимо уличных продавцов («Восемьдесят пенсов, ваша программа к матчу», «Шарф «Юнайтед», всего фунт») – и на Честер-роуд, где день матча пахнет рыбой и чипсами, солью и уксусом, сигаретами, элем и конским навозом. Он приходит на автобусную остановку, где ждет, держа кожаный чехол для гитары в руках, стараясь не встречаться ни с кем глазами. Автобус подъезжает и извергает пассажиров на тротуар, подпевающий в такт их шагам. Музыкант садится, сложив руки на своём билете, и сидит тихо. Стадион исчезает за ним, и автобус возобновляет свою поездку в Манчестер.

Он выходит в нижней части Динсгейта и вливается в другую толпу, на этот раз состоящую из любителей субботних покупок. Он не любит толкотню, ненавидит городскую суету и идет дальше с опущенной головой. Он поворачивает на Маркет-стрит и идет вдоль торгового центра «Эрндэйл». Останавливается на своем обычном месте, расстегивает пряжку, достает гитару, бросает чехол на мостовую и начинает бренчать: до-мажор, ре-минор, ми-минор, фа-мажор, соль-мажор – и он на своей волне.

Большинство прохожих пытаются не замечать его. Некоторые награждают его сочувственной улыбкой. Самые странные даже бросают в футляр пару пенсов. Музыкант улыбается в знак благодарности, но он делает это не из-за денег. У него больше денег, чем нужно подростку со скромными потребностями. Он всего лишь хочет играть, петь, хочет выступать. Он хочет получать это чувство эскапизма, которое появляется, пока он двигается к припеву песни и повторяет его с  такой мучительной искренностью, что даже самые уставшие, понурые покупатели не могут не обратить на него внимания.

Каково это,

Каково это -

Не иметь крыши над головой,

Как никому не известный,

Как перекати-поле?

Музыкант любит Боба Дилана. Особенно ему нравится «Like a Rolling Stone» («Как катящийся камень»), настоящий гимн Боба. Стихи очень острые, герой Дилана, бродяга, кажется, сначала насмехается над «Мисс Одиночество», светской женщиной, которая выпала из своих благородных кругов, но конфронтационный тон постепенно сменяется сочувствием и восхвалением жизни на улице.  Вой песни штурмует голосовые связки музыканта и барабанные перепонки прохожих, но все это несет в себе терапевтический эффект после длинной, дурманящей, физически изматывающей недели. Музыкант выпускает все свои эмоции, как и те болельщики «Манчестер Юнайтед», с которыми он столкнулся ранее этим же днем и которые сейчас будут наблюдать за событиями на поле с трибун «Олд Траффорд».

Несмотря на то, что музыкант кажется незаметным — бледным, невысоким, неряшливым, одетым во что-то, подозрительно похожее на одежду из секонд-хенд — он все-таки не является никому не известным. На самом деле это Эдриан Доэрти — футболист «Манчестер Юнайтед», потрясающе талантливый, каждое субботнее утро играющий вместе с другим молодым гением Райном Гиггзом в юношеской команде клуба. Доэрти и Гиггз — две восходящие звезды «Юнайтед». Ожидается, что скоро они привнесут свою скорость и технику в первую команду: Доэрти – на правом фланге, Гиггз – на левом. Обоих игроков сравнивают с Джорджем Бестом; Доэрти – даже больше, ведь Эдриан родом из Северной Ирландии. Он, шестнадцатилетний, уже ездил с первой командой в Саутгемптон, правда, не попал на скамейку запасных. Алекс Фергюсон считает, что у Доэрти «отличный потенциал и что он пойдет далеко». «Я уверен, что он будет успешным», - говорит тренер «Юнайтед».

Для Фергюсона, Гиггза и остальных тренеров и игроков является загадкой то, что сам Эдриан Доэрти совершенно по-другому относится к своему яркому будущему. Музыка восхищает его так же, как и футбол. По слухам, еще парень обожает поэзию. Когда клуб предложил ему беспрецедентный пятилетний профессиональный контракт, который вступал в силу в его семнадцатый день рождения, он ошеломил Фергюсона, предложив сделку на один год, прежде чем они сошлись на трех. Его товарищи по команде не могут понять его.  После субботних игр в Ланкаширской лиге они отправляются на «Олд Траффорд», чтобы посмотреть на первую команду. Но Доэрти отдает два своих бесплатных билета. Он нарезает круги вокруг стадиона, этот потрепанный парень с гитарой, и ищет счастливчика, чтобы заняться своими делами.

Его футбольные амбиции были гораздо большими, чем его мечтательное поведение, но теперь его каждое субботнее утро посвящено музыке. В 4:45 вечера он может заглянуть в витрины магазинов «Рэмбелоу», «Тэнди» или подобных, просто чтобы узнать результат игр «Юнайтед» с помощью новостной ленты BBC. Он также мог узнавать результат из новостей по дороге к себе домой. Или же он мог ничего этого не делать. Маловероятно, что это было главным для него.

«Я никогда не видел игрока, который был бы похож на него, – говорит Райан Гиггз, находясь в одном из офисов на тренировочной базе «Манчестер Юнайтед». – Если бы вы смотрели на него в раздевалке, то даже одного взгляда могло хватить, чтобы понять: этот парень не может быть футболистом. Потому что он, определенно, не выглядел как футболист, если вы понимаете, о чем я. Он был оригинален во всем: что во внешнем виде (как одевался), что в поведении. Не был похож ни на кого из нас. Он играл на гитаре, любил музыку и был просто одержим творчеством Боба Дилана. Я же, будучи 16-ти летним подростком, понятия не имел, кто это вообще такой».

«Но однажды он вышел на поле, и это было невероятно. Самый быстрый футболист из всех, что я видел, и при этом очень смелый. Большой талант. Огромный».

Каждому известна история Райана Гиггза, вундеркинда, который со своим огромным талантом был обречен на успех и который, оставшись в команде, мучил всех крайних защитников соперников, выигрывал трофеи и бил всё новые и новые рекорды, которые теперь кажутся вечными. Но что осталось за туманом времени, так это то, что самый успешный игрок в истории «Юнайтед» вовсе не считался в свое время в молодежной команде лучшим футболистом или даже лучшим вингером. Мнения разделяются среди бывших товарищей по команде, однако, несмотря на то, что большинство из них могли бы гордо кричать о том, что играли рядом с живой легендой британского футбола, они готовы поклясться, что он в те времена находился в тени Эдриана Доэрти.

«Я не могу с этим спорить, – говорит Гиггз. – Выглядело так, будто каждый раз, когда мы выходили на поле, в течение примерно шести месяцев, он все время вытворял нечто особенное на поле, в то время как я был в те времена игроком противоречивым. Док, казалось, всегда мог справиться с абсолютно любой ситуацией. Он был импровизатором. И неважно, играете вы рядом с ним или тренируетесь, а, может, просто наблюдаете, он всегда мог сделать что-то, что заставит вас улыбаться: обыграть трех или четырех человек и положить мяч точно в верхний угол. Но что действительно запомнилось мне, так это то, каким смелым был этот парень. Если защитник постоянно наседал на него сзади, пытался отобрать мяч или фолил, то он просто вставал и снова шел отвоевывать мяч, снова и снова».

«Не могу сказать, что он обладал ударом, как у Скоулзи, или что у него был столь же радиоуправляемый кросс, как у Бэкхема, но в то же время он мог управлять игрой. Он мог пройти мимо футболистов, словно не замечая их. Мог мчаться со скоростью, которой вы не видели. Он мог играть на поле где угодно и как угодно, будь то стенка с партнером или просто банальное «отдай-откройся». Он, кажется, просто имел в голове полную картину всего происходящего. Ну, помните, как в «Матрице», где все было взаимосвязано друг с другом, где происходило все быстро, но в голове главного героя все это отчетливо можно было увидеть в замедлении? С Доком было то же самое. Это выглядело так, будто это все было чисто инстинктивно. Но это в тоже время немного как с Уэйном Руни. Да, очевидно, что он уличный футболист, но вы также видите огромный футбольный интеллект. Док был точно таким же».

«Для менеджера (сэра Алекса) он был идеальным игроком. Фергюсон любил быстрых, атакующих футболистов, особенно вингеров. Он достаточно часто ругал меня, но никогда этого не делал с Доком. И это не только потому, что он очень хорошо понимал людей и то, какой подход нужен к каждому из них, но и потому, что Док всегда все делал правильно, в то время как я учился, что называется, на своих же ошибках. Док просто не огорчал менеджера. Он был вингером, который при этом являлся совершенно непредсказуемым и который мог брать риск на себя. Вы можете ожидать в таком случае, что он будет постоянно терять мяч, но правда заключалась в том, что происходило это крайне редко. Таким он был чудаком. Невероятным чудаком».

«Он, определенно, играл на том же уровне, что и я. Он был переведен в первую команду раньше меня и уже бывал с ними на сборах пару раз. И уже тогда был на пути к своему дебюту в основном составе. Кто знает, как бы все теперь было, если бы всё пошло по-другому? Ведь он был таким талантом. Ведь никогда не знаешь наверняка, как игрок адаптируется к игре в первой команде, но, как мне кажется, исходя из того, что я видел, у него бы не было с этим никаких проблем».

«Когда я думаю о Доке, то чувствую бесконечную печаль от того, что он так и не смог дать нам шанс насладиться его игрой, болельщикам – полюбить его, а самому – получить удовольствие от футбола. Люди были бы без ума от его игры. Но также я ощущаю и другие, счастливые эмоции от того, каким человеком он сохранился в моей памяти – невероятный талант, уникальный характер, парень, который просто выходил на поле и играл в футбол».

ГЛАВА 1

Прогуливаясь вдоль реки Мурн весенним утром, уходя от гула машин, вы можете взглянуть на Страбан глазами его самого известного сына. Брайан О’Нолан, более известный как Фланн О’Брайан, один из великих деятелей ирландской литературы, называл Страбан «беспечным городом на месте слияния двух бурных рек». Его брат Киран так описывал дни детства на берегах Мурна: «Счастливейшее детство, особенно часы, проведенные в высокой траве на берегу реки. Солнце казалось зависшим в безоблачном небе, и мы могли слышать лязг едущих машин и шум турбин льняного комбината».

Сейчас, как и столетия назад, жизнь в этом уголке графства Тирон достаточно тихая. В туристических буклетах в описаниях Страбана говорится о близлежащих горах Сперрин, окрестных лесах и оврагах как о «мире нетронутой природы», а сам город называют «местом, где рассказывают истории, раскрывают секреты и находят друзей».

Наша история начинается в совсем другом Страбане, далеком от прекрасной идиллии, описанной О’Ноланами. «Беспечный» – это совсем не то прилагательное, которым можно описать Страбан 10 июня 1973г. – в день, когда родился Эдриан Доэрти. Спад текстильного и сельскохозяйственного производства вызвал высочайший уровень безработицы в городе. Во время переписи в 1971 году выяснилось, что 20% мужского населения в трудоспособном возрасте были безработными. Это далеко выбивалось за средние 4% в Великобритании. Город также оказался под влиянием «Смуты» – конфликта между североирландскими националистами (в основном католическое меньшинство), которые хотели оторваться от Соединенного Королевства, и юнионистами/лоялистами (протестантское большинство). Страбан не так сильно влиял на политическую ситуацию, как это делали Белфаст или Дерри, и не был столь изменчивым, как «Бандитская страна» Южный Арма, но, находясь практически в одной миле от границы с Республикой Ирландия, город был ареной частых бунтов, взрывов, перестрелок. По соотношению площади города и численности населения Страбан – самый разгромленный город в Европе в период между окончанием Второй мировой войны и конфликтом в Югославии.

«Смута» достигла Страбана, как и большую часть провинциальной Северной Ирландии, 9 августа 1971 года. Это был день, когда британская армия начала операцию «Деметриус»: рейды на рассвете, массовые аресты и интернирование – лишение свободы без суда и следствия. 342 ирландских националиста были арестованы по подозрению в связях с ИРА. Операция «Деметриус» ознаменовала 4 дня насилия, совершаемого британскими солдатами в городах Северной Ирландии. Незадолго до полуночи в тот вечер на блокпосту, в 5 милях от Страбана, из окна проезжающего автомобиля был застрелен Уинстон Доннел, 22-летний  солдат из Ольстерского оборонного полка (ООП). Это была первая из семидесяти восьми смертей, произошедших в провинции из-за взрывов, перестрелок и других насильственных инцидентов, которые продолжались два десятилетия «Смуты».

«Страбан был разнесен на куски, – говорит Джимми Доэрти. – Здесь, слева, справа, в центре были взрывы. Исторические здания были повреждены или разрушены. Если вы подходили к машине, а внутри никого не было, то вы сразу становились параноиком, начиная подозревать, что внутри может быть бомба, готовая взорваться. Если вы заходили в магазин, ваши сумки обыскивали в поисках бутылки с зажигательной смесью или чего-либо еще. Матерям было сказано не возить детей на колясках, так как в них могла быть спрятана бомба. Нельзя винить солдат за это. Молодые солдаты попадали под пули каждый день. Это была военная зона. Много людей уехало в Австралию, Канаду и другие страны. Это был исход».

Джимми и Джеральдин Доэрти не рассматривали вопрос об отъезде. Военная зона или нет, северо-запад был их домом. Джимми вырос в Брэндвелле, Дерри – рядом со стадионом с аналогичным названием. Тут он играл в футбол за «Дерри Сити» в 60-ые годы. Подписание профессионального контракта, чего удостаивались немногие местные игроки, сделало Джимми одним из самых узнаваемых людей в Дерри и Страбане. Но Джеральдин Баррет больше привлекло другое: его длинные волосы, цветочные рубашки, брюки-клеш, дерзкая улыбка и находчивость. Они, как и многие пары в Ирландии в то время, познакомились на ночных танцах. «Те ночи были главным событием недели, - вспоминает Джимми. – Эти ночи ожидало множество людей. Мы ходили в «Палиндром» в Страбане и стояли в давке».

Джимми и Джеральдин сразу же подружились, к радости её отца Джона Барретта и неудовольствию её грозной матери Роуз, которая уже видела одну из своих семи дочерей, Нелли, замужем за футболистом (Вилли Ферри, который играл за «Дерри Сити» до Джимми). Джеральдин не интересовалась спортом, и однажды мать предупредила её, что у футболистов меньше мозгов, чем у обычных людей, поскольку они всё время думают о футболе. «А когда мама Джеральдин увидела, как я одеваюсь в цветочные рубашки с длинными воротничками, она еще больше ужаснулась, - вспоминает Джимми. – Но все закончилось хорошо».

После двух лет ухаживаний Джимми и Джеральдин поженились в церкви Святой Марии в Страбане 8 июня 1970 года («Во время чемпионата мира в Мексике», – услужливо подсказывает Джимми) и взяли в аренду дом на Бэлликолмен, к югу от центра города. Это был новый дом с двумя спальнями и центральным отоплением. Жизнь налаживалась, но Бэлликолмен был домом для большого числа безработных из Страбана, и трудно было не заметить, что многие католики остались без работы, в то время как местные предприятия и должности занимало протестантское меньшинство. Эта проблема, отображающая ситуацию большей части Северной Ирландии, затронула даже таких аполитичных людей, как Джимми. «Хотя мы и были католиками и ходили на каждую воскресную мессу, мы не касались политики вообще, - говорит Джимми. – Но это было не похоже на политический вопрос. Это было движение за гражданские права, рабочие места, жилье, и почте все были привлечены на ту или другую сторону».

В воскресенье, 30 января 1972 года, Джимми Доэрти сел на автобус из Страбана в Дерри, чтобы присоединиться к многотысячной акции протеста, организованной Ассоциацией по защите гражданских прав Северной Ирландии и Северным движением сопротивления. Но он опоздал. «Марш был перенаправлен, поэтому пришлось сделать крюк пешком, - говорит он. – К тому времени как я подошел на Фри Дерри Корнер, бунты уже начались на Уильям-стрит. Бернадетт Делвин (24-летний борец за гражданские права, независимый депутат от Мид-Ольстера) стоял на грузовике и кричал в мегафон, что это должен быть мирный протест, и просил людей покинуть улицы. Затем вдруг мы услышали выстрелы вдалеке. Все упали на землю. Я замер. Я лежал на животе на улице. На несколько минут меня накрыл невероятный страх. А потом все вроде бы утихло. Я шел через Богсайд спустя несколько часов, вернулся на автобусную станцию. Все было в темноте. Это было вечером зимой, все уличные фонари были выключены. Я побрел обратно, сел на автобус в Страбан. Ходили слухи об убитых людях. Когда я вернулся домой, то услышал о тринадцати погибших. Так как мы жили в небольшом городке, я знал некоторых из них. Хью Гилмор (парень семнадцати лет) жил по соседству со мной. Кровавое Воскресенье. С того момента ситуация обострилась».

Страбан был еще относительно не затронут бедами, когда родился Гарет, первый сын Джеральдин и Джимми, 13 мая 1971 года, но картина резко изменилась в следующем году, когда Джеральдин снова забеременела. 9 июня 1973 года у неё начались схватки и её отвезли в больницу Страбана. Джимми беспокоился за жену, ведь буквально в начале той недели у неё умер отец, но ему посоветовали остаться дома и ухаживать за двухлетним Гаретом. «В те времена медсёстры не пускали в больницу, - рассказывает Джимми. – Необходимо было соблюдать дистанцию».

Джимми отправился спать в ту ночь, так и не получив вестей из больницы. На следующее утро, 10 июня, он проснулся в 6:30 утра и, оставив Гарета с сестрой Джеральдин Мари, он поехал на Mopack, завод по производству пластмассы, где он работал. «Это было ближайшее место, в котором, как я знал, есть телефон, - рассказывает Джимми. – Я должен был перелезть через ворота на территорию завода, чтобы добраться до телефона и позвонить. Мне сказали, что наш второй сын родился в полпервого ночи. И он, и Джеральдин чувствовали себя хорошо. Это был Эдриан».

Одиннадцать дней спустя Дэвид Смит, 31-летний кинолог королевских валлийских стрелков, подорвался на мине ИРА в ходе осмотра заброшенных домов на Бэлликолмэн. Это была четырнадцатая смерть за времена «Смуты» в Страбане менее чем за два года.

Джимми и Джеральдин Доэрти – замечательная пара. Жители Страбана во время моего первого визита сразу сказали мне, что они, их сыновья и дочь – «самые приятные люди, которых можно встретить».  Во время наших встреч, всегда с кофе и пирожками, они сидят рядом друг с другом на двухместном диване и бросают частые взгляды в сторону камина, где стоит множество фотографий их детей – Гарета, Киры и Питера – и постоянно увеличивающаяся коллекция фото их внуков. Черно-белая фотография подростка Эдриана занимает почетное место.

Каким он был? «Энергичным», – хихикает Джимми. «Живым, - смеется Джеральдин. – Ох, определенно живым».

«Он интересовался всем, – говорит Гарет, которому уже за сорок. – Наверное, я был типичным первым ребенком, я обычно все обдумывал, прежде чем действовать, но Эдриан погружался с головой во всё – спонтанный, бесстрашный, полный озорства».

Первые девять лет жизни Эдриан Доэрти провел в Бэлликолмене. В квартире под номером 209 в одной спальне жили Джеральдин и Джимми, другую делили Гарет и Эдриан. Мама Джеральдин, которую дети звали бабушкой Барретт, жила в имении с дочерью Кристин, а еще три девушки Барретт – Нелли, Аннетт и Мери, сестра-близнец Джеральдин – поселились там же вместе со своими семьями – Ферри, Шеркейс и О’Доэрти соответственно. Дом бабушки Барретт был центром семьи. «Он всегда был полон тетушек, дядюшек и кузенов», – говорит Гарет.

Сёстры постоянно проводили время дома друг у друга, а Шон Ферри и братья Доэрти стали настолько неразлучны, что соседи считали братьями их всех. «Это было именно то время, когда все дети постоянно гуляют на улице, - рассказывает Гарет. – Мы постоянно устраивали гонки: кто-то был на велосипедах, кто-то – на самодельных картах, а некоторые – просто на «воображаемых» машинах. Всё было как в «Сумасшедших гонках». Помню, однажды Эдриан не вписался в поворот и упал с велосипеда, прямо за углом его дома. Позвали доктора. Ничего серьезного не было, но ему сказали забыть про велосипед на несколько дней. Что сделал Эдриан? Он попросту стащил любимую игрушку нашей сестрёнки – это был Сноуи, серая собака на колёсиках. Это был очень смелый поступок, так как Сиара с ранних лет была в доме главной. Я сначала не верил, но потом оказалось, что Сноуи был летательной машиной, и Эдриан носился на нём по тротуарам, прямо как Фред Флинстоун».

Семья Доэрти стала насчитывать пять человек, когда в январе 1978 года родилась Сиара, сестра Гарета и Эдриана. Хотя старший брат Сиары считал её главной в семье, сама девушка вряд ли могла назвать себя авторитетом, особенно после рождения третьего брата Питера в июле 1984 года. «В нашем доме всё всегда напоминало соревнование, потому что мальчики были просто помешаны на спорте, - говорил Сиара. – Меня всё это мало интересовало, потому что я девочка, мне просто нравилось быть рядом со своими братьями. Знаю, вы можете говорить, что мы уж точно ссорились, но сейчас я оглядываюсь назад и не могу привести ни одного плохого воспоминания. Есть только хорошие. Мы никогда не ссорились».

«Разве что только когда дело касалось спорта», - перебивает Питер.

«Точно, кроме спорта, - говорит Сиара. – Эдриан уж очень стремился к победе».

«Ему просто сказочно не везло, - вспоминает Гарет. – Это, возможно, удивит многих, кто позже знал его как спокойного и невозмутимого человека. 99% всего времени он был невозмутим. Но когда речь заходила о спорте…»

«Он терпеть не мог проигрывать, - говорит его двоюродный брат Шон Ферри. – Футбол, снукер, что угодно – везде он должен был выиграть. И даже несмотря на то, что он был на два года младше нас, он всегда оставался верен своим принципам. За нашим домом было небольшое поле, и сейчас иногда, когда я прохожу мимо него, я удивляюсь тому, насколько она маленькое».

«Поле Ханниганов, - добавляет Гарет. – Оно было совсем недалеко от дома Ханниганов. Они, конечно, не были владельцами этой земли, но мы уже привыкли так называть его. У нас там даже проходило что-то типа матчей. Люди шли домой, кого-то загоняли делать уроки, а кто-то шёл к нам. Самодельные ворота, неровное поле с 75-градусным уклоном. Для нас это был своеобразный «Уэмбли».

К тому времени Джимми Доэрти, повесив бутсы на гвоздь, работал на американском химическом предприятии DuPont сначала оператором-станочником, а позже отвечал за работу конвейера, пока его не перевели на склад. «Жили мы небогато, но папа всегда усердно трудился и старался сделать так, чтобы мы ни в чём не нуждались, – говорит его сын Гарет. – Он работал днями и ночами, без выходных, и мы часто тащили его поиграть с нами в футбол, хотя он поспал только пару часов. И он не мог устоять перед игрой в футбол. Мама работала на другой фабрике инженером, но спустя какое-то время ушла оттуда, чтобы смотреть за нами. Она посвятила себя семье. Ей пришлось мириться со многим, живя в доме, полном мальчишек, которые постоянно играли в футбол или смотрели его по телевизору. Когда они не играли в футбол, они смотрели фильмы с Брюсом Ли, ковбойские фильмы или «Человек-паук», «Тарзан», «Человек на шесть миллионов долларов» или «Обезьяна».

Точно, «Обезьяна», тот странный японский сериал, в сюжете которого лежат буддистские и даосистские теории, объясняющие поведение «самой необычной обезьянки на свете». Молодой Эдриан был просто помешан на этом сериале и любил воссоздавать со своими друзьями сцены борьбы в реальной жизни, используя мамину метлу в качестве волшебной палочки той Обезьяны.

Субботние вечера в семье Доэрти ничем не отличались друг от друга: принятие ванны, пижама и пара часов перед телевизором в качестве развлечения. «Старски и Хатч», «Игра поколения», «Коджак», иногда даже «Match of the Day», если мальчишки долго не хотели идти спать, что часто не относилось к вымотанному Эдриану. «Однажды в субботу вечером мы ждали, пока Эдриан спустится к нам в своей пижаме; мы пошли позвать его, но его в комнате не оказалось, - вспоминает его отец Джимми. – Он, должно быть, улизнул через переднюю дверь. Мы сразу запаниковали. Затем пришла взволнованная Луиза Ферри, наша племянница, и сказала, что видела, как Эдриана на велосипеде сбил мотоцикл. К счастью, он всего лишь повредил колено, но ведь могло случиться всё, что угодно. Мы сказали ему: «Эдриан, этого не должно повториться. Ты понимал, что делаешь? Понимал?» Нам он сказал, что хотел пойти поиграть в снукер. Ему было всего восемь-девять. С ним уж точно нужно было быть начеку».

С историями про приключения на велосипедах или без них может показаться, что это было сказочное и типичное детство 1970-80-х годов. Но это не так. Всегда казалось, что «Смута», как удалённый шум турбин во времена Брайена О’Нолана, постоянно присутствует на заднем плане – на телевидении, в новостях, по радио, в газетах, в разговорах людей. А когда она была не на заднем плане, она выдвигалась на передний.

«В Бэлликолмене ходили вооружённые пешие патрули в то время, пока мы бегали по окрестностям, – вспоминает Гарет Доэрти. – Когда проезжала полиция, некоторые парни кидали камни. Можно было увидеть случайный мятеж. По новостям показывали, что убивают людей в Белфасте, Дерри, а иногда и Страбане, но мы были детьми, и для нас это было нормально, мы не думали много обо всём этом. Помню, как меня остановили пару солдат, когда мне было девять или десять лет. Было страшновато. Они заставляли снимать обувь и проверяли карманы, задавали вопросы. В те времена это было обыкновенным делом, и это совсем не мешало жить».

Они научились не обращать внимания на «Смуту». Однажды, выглянув из окна спальни, чтобы посмотреть, как горит машина и как летят бомбы с зажигательной смесью, Гарет и Эдриан вместе со своими кузинами Карен и Луизой Ферри попытались убедить испугавшуюся Сиару, что это была «вечеринка-сюрприз по случаю Дня рождения Микки Мауса и что эти костры и фейерверк в его честь». Они научились распознавать предупредительные сигналы. Например, если их загоняли домой раньше времени, это могло означать, что где-то происходят беспорядки или что район был оцеплен. «Иной раз можно было заметить «мужчин в масках», которые пробегали мимо, – говорит Гарет, – и ты понимал, что происходит что-то серьёзное, услышав звук вертолёта». 

Джон Тинни, который играл в футбол вместе с Эдрианом за школьную и районную команды, когда они были ещё подростками, вспоминает те времена мятежей. «Я жил в Националистическом районе, главном районе города, где очень часто проверяли дома, - рассказывает он. – Не нужно было быть под подозрением ИРА, чтобы в твой дом пришли с обыском. Однажды они пришли в Националистический район, они просто проводили обыск в домах и проверяли личные вещи. Помню, как пришли солдаты в форме с восточноевропейскими овчарками. Они искали взрывчатки, поэтому ищейки рыскали по кровати. Иногда, выйдя на улицу утром, можно было застать солдата, лежащего у твоей двери. Они могли пролежать у тебя в саду перед домом всю ночь, а ты мог и не догадываться об этом. Мы не знали ничего другого, но старались приноровиться жить, приспособить своё нормальное детство в условиях военного режима».

Кевин Доэрти (не родственник), который стал одним из лучших друзей Эдриана, когда они начали учиться в начальной школе Святой Марии для мальчиков, немного по-другому вспоминает Страбан в период «Смуты». «Джон воспитывался в более традиционном республиканском окружении, чем Эдриан или я, - рассказывает он. – Я бы сказал, что семья Эдриана огораживала его от всего этого в значительной мере. Все мы были католиками, но всё равно никто не рисковал зайти в опасные районы, если в этом не было нужды. Мы об этом помнили, возвращаясь поздно вечером домой. Присматривались к машинам, если они медленно ехали. Мы все помнили об этом, по-другому и нельзя было, но всё это происходило на заднем плане».

Ди Девенни, который также вырос на Бэлликолмен, придерживается того же мнения. «По правде говоря, «Смута» была выше моего понимания, пока я не вырос, – говорит он. – Мы не знали, что где-то всё было по-другому. У всех было мало денег, но для нас, детей, это было потрясающим местом, в котором мы выросли».

Перевод: Лёля Голуб, Артём Сергеев, Евгения Шестакова, Андрей Дружинин и Андрей Зубов

Редактор: Евгения Шестакова