Ромелу Лукаку: «Я хочу вам кое-что рассказать...»

Я хорошо помню тот день, когда узнал, что мы разорены. Я представляю маму, стоящую у холодильника, и выражение ее лица. Мне тогда было шесть лет, я пришел домой со школы пообедать. Мама приготовила то же, что и всегда, – хлеб и молоко. В детстве не обращаешь внимание на подобные вещи. Думаю, это все, что мы могли себе позволить.

В тот день я пришел домой и отправился на кухню. Я увидел маму, она стояла у холодильника с упаковкой молока, как обычно. В этот раз она туда что-то добавила. Она трясла коробку. Я не понял, что она делала. Она дала мне мой обед, улыбаясь, как ни в чем не бывало. И тут я понял, в чем дело. Она разбавила молоко водой. У нас не было денег даже на недельный запас молока. Мы стали не просто бедными, мы стали нищими.

Мой отец был профессиональным футболистом, но с окончанием его карьеры закончились и все наши деньги. Сначала мы остались без кабельного телевидения. Больше никакого футбола. Нет трансляциям. Нет сигнала. Как-то я пришел ночью, а у нас не горел свет. Мы неделями жили без электричества. Мне захотелось искупаться, но не было горячей воды. Мама нагревала воду в чайнике, и я мылся, поливая себя из кружки. Были времена, когда маме даже приходилось просить хлеб в долг в булочной на нашей улице. Пекари знали меня и моего младшего брата, поэтому разрешали брать хлеб в понедельник и отдавать деньги в пятницу.

Я знал, что мы находимся в тяжелом положении, но, когда я увидел, как она разбавляет молоко водой, я понял, что это конец. Теперь мы будем жить так.

Я ничего не сказал, не хотел огорчать ее. Я просто доел свой обед. Но в тот день я дал себе слово, Богом клянусь. Словно кто-то щелкнул пальцем и разбудил меня, и я понял, что должен делать. Я не мог позволить своей матери жить такой жизнью. Нет, никогда. Я не мог этого допустить.

Люди, связанные с футболом, любят поговорить о силе духа. Что же, должен признать, я самый жесткий чувак, которого вы когда-либо встречали. Потому что я помню, как мы сидели в темноте с братом и мамой, молились, верили и знали, что что-то должно измениться. Я выполнил свое обещание. Однажды я пришел домой и увидел, что моя мама плачет. Я сказал ей: «Все изменится, мама, увидишь. Скоро я буду играть за "Андерлехт". У нас все будет хорошо. Ты больше не будешь переживать». Мне было шесть.

Я спросил у отца: «Когда ты начал играть в футбол на профессиональном уровне?». Он ответил: «В шестнадцать». Я решил: «В шестнадцать так в шестнадцать».

Позвольте рассказать еще кое-что. Каждая моя игра была для меня финалом. Когда я играл в парке – это был финал, играл в детском саду – финал. Я серьезно. Я бил по мячу со всей силы, будто пытался взорвать его. Это тебе не на R1 нажимать. У меня не было новой FIFA, не было PlayStation. Я не играл. Я хотел убивать.

Когда я начал расти, некоторые учителя и родители доставали меня. Никогда не забуду, как впервые кто-то из взрослых сказал мне: «Тебе сколько лет? Ты какого года рождения?». Я подумал: «Чего? Вы серьезно?». В одиннадцать я играл в юношеской команде «Льерса», и один из родителей пытался помешать мне выйти на поле. Он возмущался: «Сколько лет этому пацану? Покажите его документы. Откуда он взялся?».

Я родился в Антверпене. Я из Бельгии. Моего отца там не было, так как у него не было машины, он не мог ездить на мои выездные матчи. Я был там совсем один. Мне приходилось самому стоять за себя. Я достал свои документы из рюкзака и показал всем. Они начали передавать их друг другу. Кровь закипала во мне, и я думал: «Я убью вашего сына. Я и так собирался убить его, но сейчас я его разорву на части. Ваш мальчик будет плакать по пути домой».

Я хотел стать лучшим футболистом за всю историю Бельгии. Таковой была моя цель. Не хорошим, великим, а лучшим. Я играл с яростью из-за многих вещей… Из-за того, что по нашей квартире бегали крысы, из-за того, что я не мог смотреть Лигу чемпионов, из-за того, как мои родители смотрели на меня.

Я шел к своей цели. К двенадцати годам я забил 76 голов в 34 матчах. Я забил их, играя в обуви своего отца. Когда мои ноги выросли до его размера, мы носили одну обувь на двоих. Однажды я позвонил своему деду по матери. Он был одним самых важных людей в моей жизни. Через него я поддерживал связь с Конго – родиной моих родителей. В общем, я ему позвонил и сообщил: «У меня все хорошо, я забил 76 голов, мы выиграли лигу, и большие клубы стали присматриваться ко мне». Он всегда с радостью слушал о моих успехах в футболе, но в это раз что-то изменилось.

Дед сказал мне: «Это все замечательно, Ром, но ты можешь сделать кое-что для меня?». «Конечно, что?» – спросил я. «Ты сможешь позаботиться о моей дочери?» – сказал дедушка. Слегка недоумевая, о чем говорит дед, я ответил: «О маме? С ней все хорошо». Он сказал: «Пообещай мне, что позаботишься о ней. Ради меня, хорошо?». «Хорошо, дедушка, я понял, обещаю», – ответил я.

Через пять дней его не стало. Наконец, я понял, что он имел в виду. Очень тяжело думать о нем. О том, как бы я хотел, чтобы он прожил еще хотя бы четыре года и увидел, как я играю за «Андерлехт» и что я держу свое обещание, что у нас все хорошо.

Я говорил моей маме, что к шестнадцати годам приду к своей цели. Я опоздал на одиннадцать дней. На дворе 24 мая 2009 года. Финальный матч «Андерлехт» – «Стандард».

Это был самый сумасшедший день в моей жизни. В начале сезона я практически не играл. Тренер держал меня в запасе, и я думал: «Каким образом я подпишу профессиональный контракт, если все время сижу на скамейке?». И я решил поговорить с тренером. Я сказал ему: «Гарантирую, что, если Вы будете выпускать меня в основном составе, к декабрю я забью 25 голов». Тренер в прямом смысле посмеялся надо мной. «Тогда давайте поспорим», – предложил я. Тренер ответил: «Хорошо, но если ты не забьешь 25 голов к декабрю, то отправишься на скамейку». Мы договорились.

«И еще кое-что, – добавил я. – Вы будете каждый день печь нам оладьи». Он согласился. Это самый глупый спор, какой можно вообразить. Я забил 25 уже к ноябрю. Мы ели оладьи перед Рождеством. Пусть это послужит уроком. Никогда не заключай пари с голодным мальчиком.

Профессиональный контракт я подписал в день своего рождения, 13 мая. Я сразу же купил себе FIFA и подключил кабельное телевидение. Сезон близился к концу, и я сидел дома. В бельгийской лиге ситуация стояла напряженная, так как «Андерлехт» и «Стандард» набрали равное количество очков. Нам предстояло сыграть два матча в плей-офф, чтобы определить победителя. Перед ответным матчем мне позвонил тренер резервистов.

– Алло?

– Привет, Ром. Чем занимаешься?

– Собираюсь поиграть в футбол в парке.

– Нет-нет, собирайся немедленно.

– Зачем? Куда?

– Ты должен сейчас же поехать на стадион. Ты нужен в основе.

– Чего? Я?

– Да, ты.

Я побежал в комнату своего отца и крикнул ему: «Поднимай свой зад! Нам нужно ехать! Скорее».

«Куда?» – спросил он. «В "Андерлехт", мужик», – ответил я.

Я приехал на стадион и мигом отправился в раздевалку. У меня спросили, какой номер мне дать. Я попросил десятку. Я был молод и смел. Экипировщик сказал мне: «Игроки академии могут брать номера от 30 и выше». Я ответил: «Ладно, 3 плюс 6 будет девять, хороший номер, дай мне 36». В тот вечер игроки основы заставили меня петь им песню, я даже не могу вспомнить какую. У меня так кружилась голова. Следующим утром ко мне пришел мой друг, мама сказала, что я ушел играть.

«Где?» – спросил он. Мама ответила: «В финале».

На стадионе на каждом игроке были хорошие спортивные костюмы, кроме меня. Я вышел из автобуса в поношенном костюме, все камеры были устремлены на меня. До раздевалки нужно было идти метров 300, где-то три минуты. Как только я вошел в раздевалку, мой телефон начал разрываться. Все мои знакомые увидели меня по телевизору. В течение трех минут я получил около 25 сообщений. Мои друзья сходили с ума. Они спрашивали: «Ты что там делаешь, друг? Почему тебя показывают по телевизору?».

Единственным, кому я ответил, был мой лучший друг. Я написал ему: «Брат, не знаю, буду ли я играть. Я не знаю, что и как будет, но ты смотри».

На 64-й минуте тренер выпустил меня. Я выбежал на поле «Андерлехта» в возрасте 16 лет и 11 дней. Мы проиграли в том финале, но я был очень счастлив. Я сдержал обещание, данное матери и деду. В тот момент я осознал, что у нас теперь все будет хорошо.

В следующем сезоне мне предстояло окончить школу и сыграть в Лиге Европы. Я ходил в школу с огромной сумкой, чтобы вечером сразу же отправиться в аэропорт. Мы выиграли лигу, а я стал лучшим игроком африканского происхождения. Честно говоря, я знал, что все именно так и будет, но не думал, что это сбудется так скоро. Внезапно в прессе начали проявлять ко мне внимание и стали возлагать какие-то надежды. В особенности в сборной. Я не очень хорошо играл за сборную. У меня просто не получалось. Но мне было 17-18 лет! Когда все шло хорошо, в газетах обо мне писали: «Ромелу Лукаку – бельгийский нападающий». А когда дела шли не очень, меня называли так: «Ромелу Лукаку – бельгийский нападающий африканского происхождения».

Если вам не нравится, как я играю, – ваше право. Но я родился здесь. Я рос в Антверпене, Льеже и Брюсселе. Я мечтал играть за «Андерлехт». Я хотел стать таким, как Венсан Компани. Я могу начать предложение на французском и закончить его на голландском; в зависимости от того, где я нахожусь, я могу говорить с окружающими на испанском, португальском и на языке лингала. Я – бельгиец. Мы все – бельгийцы.

Я не знаю, почему мои соотечественники так хотят увидеть, что я провалюсь. Когда я перешел в «Челси» и не играл, они смеялись надо мной. Они смеялись надо мной, когда меня отправили в аренду в «Вест Бром». Но ничего. Этих людей не было, когда мы наливали воду в кашу. Если тебя не было рядом, когда у меня не было ничего, не думаю, что ты сможешь меня понять. А знаешь, что самое забавное? Я пропустил 10 лет Лиги чемпионов. Мы не могли себе позволить смотреть ее. Я ходил в школу, и все только и говорили о финале, а я не имел понятия, что там происходило.

Помню, в 2002 году, когда «Реал» играл с «Леверкузеном», все говорили: «Какой был удар! Какой же крутой удар!», я притворялся, что знал, о чем речь. Спустя две недели мы сидели в компьютерном классе, и один из моих друзей скачал видео в интернете. Я наконец увидел, как Зидан забил левой ногой в верхний угол. Летом я ходил к другу домой и смотрел феноменальную игру Роналдо в финале чемпионата мира. Об остальном, что происходило на том турнире, я узнавал из разговоров мальчишек. В 2002 году у меня были дыры в обуви. Огромные дыры!

Через двенадцать лет я сам играл на чемпионате мира. Сейчас я сыграю в очередном чемпионате мира, и в этот раз мой брат будет играть со мной. Двое мальчишек из одного дома, с одной историей, которые в итоге смогли пробиться. Знаешь, на этот раз я не стану забывать о веселье. Жизнь слишком коротка для стрессов и драмы. Пусть говорят, что хотят, обо мне или моей команде.

Когда мы были детьми, у нас даже не было возможности смотреть на Тьерри Анри по телевизору. А сегодня мы учимся у него самого в составе нашей сборной. Я стою с живой легендой, и он учит меня находить пространство на поле так, как это делал он. Тьерри, пожалуй, единственный человек, который смотрит футбол больше, чем я. Мы с ним обсуждаем все. Мы можем сесть и поговорить о втором дивизионе Германии. Я обычно спрашиваю у него: «Тьерри, видел "Фортуну Дюссельдорф"?», а он мне отвечает: «Шутишь? Разумеется».

Для меня нет ничего лучше на этом свете. Я бы очень хотел, чтобы мой дедушка мог увидеть все это. Я говорю не о Премьер-лиге или «Манчестер Юнайтед», не о Лиге чемпионов или чемпионате мира. Я говорю о нашей жизни как таковой. Я бы хотел снова позвонить ему и сказать: «Видишь, я ведь обещал. У твоей дочери все хорошо. В нашем доме больше нет крыс. Нам больше не приходится спать на полу. У нас все хорошо. У меня больше не проверяют документы. Они теперь знают наши имена».